31 дек. 2018 г.

Кабинка на берегу

Кабинка на берегу
Джин Вулф

Небольшая предыстория. Это был первый рассказ, который мне захотелось перевести. Он шёл первым в сборнике Вулфа «Вымирающие виды», задавая тон всей книге. Практически сразу был создан текстовый файл, который довольно долго (несколько лет) оставался пустым, начав наполняться лишь недавно. Он не стал первым переводом, но, похоже, стал первой публикацией, которую я готов представить на чужой суд. В процессе он оброс бонусами в виде предисловий, примечаний, комментариев и даже пары микро-рассказов, работать над которыми было отдельным удовольствием.

«Кабинка на берегу» рассказывает о влюблённой паре, о волшебном народе и об опасностях сделок с ним. Но в первую очередь это рассказ о любви.
Рассказ обыгрывает кельтские легенды — с концовкой в духе «Сумеречной зоны» (не исключено, что прочтя её, вы захотите перечитать рассказ заново).
Также в помощь читателю даются несколько приложений.
Простая истина такова: сегодня ты и я, вместе с миллиардами других, сидим, рассказывая истории, вокруг костра, который зовём «солнцем», и время от времени наступает мой черёд развлекать остальных. (…) Зная, как знаешь ты, что значит любить и терять любовь, ты, возможно, оценишь «Кабинку на берегу».
Джин Вулф

Содержание



Предисловие к сборнику

«Вымирающие виды»

(1989 г.)

Сейчас стало традицией догматично заявлять, что каждый рассказ должен иметь завязку, кульминацию и развязку: это кнут, которым редакторы и другие критики хлещут писателей. И, хоть толку от этого знания немного, в целом так и есть, они действительно должны иметься у каждого рассказа. Те авторы (и они весьма немногочисленны), что пишут рассказ, где недостаёт одной из трёх необходимых вещей, всегда верят, что отсутствующий элемент присутствует; а истина же такова, что в хорошем рассказе должно быть много больше.

Он должен иметь голос, который не меняют бесцельно (как у типичного лидера в «Когда я был Мином Беспощадным»),[1] хотя бы одного персонажа (вроде безумца, который сочиняет «Мою книгу», к примеру) и хотя бы одно событие, о котором можно рассказать, хоть в некоторых рассказах тебе придётся хорошенько поискать его. Самое важное требование, которое чаще всего забывается: необходим читатель. Те же самые критики, что исписали сотни страниц, обсуждая различные особенности предполагаемой натуры автора, зачастую не отводят ни одной гораздо более значимому человеку — читателю, для которого он писал. Я говорю это не в шутку, только чтобы позабавить тебя; это провал, который дисквалифицирует огромное количество размышлений и гипотезирований. Доходит до того, что говорится, будто письмо важнее получателя, сигнал важнее картинки, изменившейся из-за него, наживка важнее рыбы. Это, разумеется, тоталитарная ошибка, родившаяся в классной комнате; её породила профессиональная привычка требовать, чтобы заданный материал был прочтён, а мнение о нём принято безоговорочно.

Но истории гораздо старше любой классной комнаты. Они появились во времена, когда рассказчик (или, что более правильно, рассказчица, поскольку первыми рассказчиками почти наверняка были женщины) хорошо знал свою аудиторию, и ни в коей мере не был против изменить своё повествование, чтобы оно подошло ей. Слушатель (а каждый настоящий читатель слышит историю ухом своего разума) значит больше, чем чудовищный зверь, убитый на другой стороне горы, или замок на стеклянном холме, или зеркало, за которым сестра Джина разглядела океан в «Отчёте сестры».

А потому, позволь мне описать читателя, для которого я написал все эти рассказы. Я написал их для тебя. Не для какого-то профессора или для себя, и совершенно точно не для тех редакторов, что купили их (зачастую с большой неохотой), после того как их отвергли несколько других. Видишь ли, я не писатель-академик, пишущий, чтобы его критиковали. (Академики совершенно ошибочно считают критику важнейшей частью всего процесса.) Я также не из тех, что потакают себе и пишут, чтобы потом восхищаться своим остроумием; я, бывает, восхищаюсь собой, но потом всегда сожалею об этом. (Несколько дней назад я слышал, как один молодой писатель сказал: «Я получал удовольствие, а это совсем не то». Он в точности описал мои чувства.) Я также не из тех, кого называют коммерческими писателями, что угодничают перед редакторами в надежде заработать кучу денег. Для этого есть более лёгкие способы.

Простая истина такова: сегодня ты и я, вместе с миллиардами других, сидим, рассказывая истории, вокруг костра, который зовём «солнцем», и время от времени наступает мой черёд развлекать остальных. Иногда я вспоминал, что, хоть ты и не ребёнок, ребёнок ещё жив в тебе, потому что те, в ком ребёнок мёртв, не слушают историй. Так я написал «Войну под деревом» и некоторые другие. Зная, как знаешь ты, что значит любить и терять любовь, ты, возможно, оценишь «Кабинку на берегу». Потому, что иногда ты жалел других, я рассказал тебе «Нашего соседа Дэвида Копперфилда», а потому, что другие иногда жалели тебя — «Безголового». Ты и я, мы искали и не нашли, и потому была рассказана «Карта». Искали и нашли, и поэтому — «Детектив снов».

Ты одновременно и женщина, которую забавляют мужчины, и мужчина, очарованный женщинами. Ты осознаёшь, что для того, чтобы кто-то из нас смог расторгнуть наш древний союз, жизнь упростилась в достаточной мере лишь сейчас. Я думаю, практически каждый рассказ в сборнике отражает это. На тебя, надёжного, полагались другие, а ты полагался на них. Твоё живое воображение управляется рассудком; тебе сложно заводить друзей, хоть ты и хороший друг для тех, что завёл. Иногда ты боялся, что обезумел, иногда — что ты единственный здравомыслящий человек в мире. Ты терпелив, но при этом стремителен.

Самое главное для меня — то, что ты будешь мне верным помощником в создании всех этих историй, так как нет двух читателей, что услышали одну и ту же историю, а настоящая же история — та, что вырастает между рассказчиком и слушателем. Если я ошибся насчёт тебя, ты всегда сможешь сказать мне об этом при нашей следующей встрече.

Те самые авторитеты, что настаивают на завязках, кульминациях, развязках, объявляют, что Великая Литература (под которой они подразумевают истории, которыми их научили восхищаться) повествует о любви и смерти, в то время как обычная популярная литература вроде этой — о сексе и насилии. Но то, что для одного читателя секс, для другого любовь; а насилие одного — смерть для другого. Не могу сказать, найдёте ли вы в «Небраскийце и нереиде» любовь или секс, а в «Силуэте» смерть или насилие; или, как на то надеялся я при их написании, новую жизнь (потому что жизнь состоит не только из секса) и новое начало.


Кабинка на берегу


Корабль — его словно ребёнок нарисовал. Он моргнул раз, затем ещё: определённо, там были мачты и паруса. Труба, возможно, вторая. Если, разумеется, этот корабль вообще ему не привиделся. Он вернулся к пляжному коттеджу своего отца, поднялся по пяти деревянным ступеням, вытер ноги о кокосовый коврик.[2]

Лисси, всё ещё в постели, уже проснулась и как раз усаживалась. «Должно быть, скрип ступеней», — подумал он, а вслух произнёс:

— Хорошо спалось?

Он пересёк комнату и поцеловал её. Она потрепала его по щеке и заметила:

— Тебе не следует купаться без плавок, дорогой чудесный пловец. Как Тихий океан?

— Тих. Холоден. Для людей ещё рановато, к тому же здесь никого нет на милю вокруг.

— Тогда лезь в постель. А как насчёт рыб?

— Простыни станут липкими от солёной воды. А рыбы их и до этого видели.

Он прошёл в угол, где из стены торчала душевая головка. В пляжном коттедже (Лисси называла его кабинкой, на французский манер)[3] была проточная вода — периодически пропадающая и ржавая.

— Их могут откусить, знаешь ли. Акулы. Точнее, акулки.

— Кастраторша. — Душ, обдав его ледяными брызгами, кашлянул раз, другой.

— Ты, похоже, волнуешься.

— Нет.

— Это из-за твоего отца?

Он покачал головой, а затем засунул её под душ, расчёсывая пальцами свои тёмные вьющиеся волосы.

— Думаешь, он приедет сюда? Сегодня?

Он сделал шаг назад, раздумывая.

— Если вернулся из Вашингтона и знает, что мы здесь.

— Но знать он этого не может, верно?

Он закрыл душ и взял полотенце, уже влажное и слегка в песке.

— Не представляю, откуда.

— Вот только он может догадаться. — Лисси больше не улыбалась. — Куда ещё мы могли уехать? Эй, что мы сделали с моим нижним бельём?

— К тебе. К твоим родителям. В любой мотель.

Оставив простыню лежать поперёк колен, она скинула с кровати длинные, золотистые ноги. Её груди, совершенство которых нарушали только нежные выпуклости розовых сосков, были почти идеальными полусферами. Он решил, что никогда не видел подобных им. Сев рядом с ней на кровать, он произнёс:

— Я очень тебя люблю. Ты ведь знаешь это?

Его слова заставили её вновь улыбнуться.

— Значит, ты возвращаешься в постель?

— Если хочешь, чтоб я вернулся.

— Я хочу урок плавания. Что люди скажут, если я расскажу, как приехала сюда и не поплавала?

В ответ он широко усмехнулся:

— Ответишь, что было «то самое» время месяца.

— Знаешь, кто ты такой? Ты похабник! — Она оттолкнула его. — Полный похабник! Я тебе уши откушу! — Запутавшись в простынях, они оба упали с кровати. — Вот они!

— «Вот» что?

— Мой лифчик и всё остальное. Мы, должно быть, запнули их под кровать. А где наши сумки?

— Всё ещё в багажнике. Я так и не занёс их внутрь.

— Не захватишь мою? Там мой купальник.

— Конечно, — ответил он.

— И надень хоть какие-нибудь штаны!

— Мои плавки тоже в сумке. — Он нашёл свои брюки и достал ключи от Триумфа.[4] Снаружи солнце поднялось выше, прохлада осеннего утра почти исчезла. Поискав взглядом корабль, он нашёл его. В следующий миг тот исчез, подобно звезде.

* * *

Этим вечером они жгли костёр из плавника и жарили огромные, жирные итальянские сосиски, которые он привёз из города, и, зажав их в багетах, делали гигантские хот-доги. Ещё он привёз из супермаркета красное вино, его они охлаждали в Тихом океане.

— В жизни столько не ела, — произнесла Лисси.

— Ты же ничего не съела.

— Знаю, но не будь я так голодна, наелась бы, только взглянув на этот сэндвич. — Она откусила один край. — Каф таф фа.

— Что?

— Кастраторша. Так ты меня назвал утром, Тим. Вот это называется кастраторша.

— Не разговаривай с набитым ртом.

— Ты говоришь, как моя мама. Давай-ка сюда вино, а то зажал его у себя.

Он передал ей бутылку.

— Довольно неплохое, если не возражаешь против полного отсутствия характера.

— Я ведь сплю с тобой, не так ли?

— У меня есть характер, просто он совершенно испорченный.

— Ты сказал, что хотел пожениться.

— Поехали. Можешь прикончить эту штуку в машине.

— Ты полбутылки выпил. Тебе нельзя за руль.

— Бухня![5]

Лисси хихикнула:

— Ты только что сказал «бухня»! Вот это, я понимаю, характер!

Он встал:

— Давай, поехали. До Рино всего пятьсот миль. Уже утром мы сможем пожениться.[6]

— Ты серьёзно, да?

— Если ты серьёзно.

— Сядь.

— Ты меня проверяла, — выдохнул он. — Это ведь нечестно, так?

— Ты весь день был таким взволнованным. Я хотела понять, не из-за меня ли это: не думал ли ты, что совершил ужасную ошибку.

— Мы совершили ошибку, — подчеркнул он. — Я пытался её исправить — только что.

— Думаешь, отец задаст тебе?..

— Нам.

— …нам взбучку, потому что это повредит ему на следующих выборах?

Он покачал головой.

— Не из-за этого. Ладно, может, отчасти из-за этого. Но он, вдобавок, действительно верит в сказанное. Ты не понимаешь его.

— У меня самой отец имеется.

— Не такой, как у меня. Райан был почти взрослым, когда покинул Ирландию. Воспитывался монашками и всё такое. Кроме того, у меня шестеро старших братьев и две сестры. Ты же — старший ребёнок. Райан, вероятно, как минимум лет на пятнадцать старше твоих родителей.

— Это его настоящее имя? Райан Нил?

— Его полное имя Тимоти Райан Нил, такое же, как и у меня. Я Тимоти-младший. Когда он пошёл в политику, то стал использовать Райан, поскольку в то время был ещё один Тим Нил, а меня всегда звали Тимом, чтобы не пользоваться «младшим».

— Я буду снова звать его Тимом, как, должно быть, звали его в юности монашки. Большим Тимом. А тебя Маленьким Тимом.

— Я не против. Не знаю, понравится ли Большому Тиму.

Казалось, что-то двигалось — там, где село солнце. Что-то, что на фоне тёмного горизонта казалось ещё более тёмным.

— Собственно, почему именно ты стал «младшим»? Так обычно называют старшего сына.

— Он не хотел, и матери этого сделать никогда бы не позволил. Но ей хотелось назвать меня именно так, а я родился во время съезда Демократической партии в тот год.[7]

— Он, разумеется, должен был туда поехать.

— Да, он должен был туда поехать, Лисси. Если ты не понимаешь этого, то ты совсем не понимаешь политику. Они надеялись, что я не появлюсь на свет ещё несколько дней; и в конце-то концов: мама восьмерых родила без проблем. Как никак, он привык к подобному: сам был младшим из семи сыновей. Так что она смогла назвать меня так, как ей хотелось.

— Но потом она умерла. — На фоне грохочущего прибоя слова прозвучали тонко и одиноко.

— Не из-за этого.

Лисси запрокинула бутылку вина; он увидел, как её горло трижды сократилось.

— Умру ли из-за этого я, Маленький Тим?

— Не думаю. — Он попытался придумать что-нибудь приятное и успокаивающее. — Если решим, что хотим детей, это риск, на который мне придётся пойти.

— Тебе придётся пойти? Бухня.

— На который придётся пойти нам обоим. Думаешь, Райану легко было воспитывать в одиночку девятерых детей?

— Ты его любишь, верно?

— Конечно, я люблю его. Он мой отец.

— И сейчас ты думаешь, что, возможно, подложил ему свинью. Ради меня.

— Лисси, я вовсе не из-за этого хочу, чтобы мы поженились.

Она неотрывно смотрела на языки пламени; он не был уверен, что она его даже услышала.

— Что ж, теперь мне ясно, почему на фотографиях он выглядит таким мрачным. Таким измождённым.

Он вновь поднялся.

— Если ты закончила есть…

— Хочешь вернуться к кабинке? Можешь оттрахать меня прямо здесь, на пляже — тут никого, кроме нас.

— Я не это имел в виду.

— Так зачем возвращаться туда и пялиться на стены? Здесь у нас есть огонь и океан. Луна должна взойти довольно скоро.

— Будет теплее.

— От одной лишь паршивой керосинки? Я лучше здесь посижу, у огня. Через минуту я отправлю тебя за дровами. Можешь сбегать до кабинки и, если хочешь, забрать оттуда ещё и рубашку.

— Мне нормально.

— Традиционные роли. Большой Тим, должно быть, всё тебе о них рассказал. Женщина рожает детей и хранит домашний очаг. Но ты-то ведь в его возрасте не будешь выглядеть как он, а, Маленький Тим?

— Думаю, что буду. Раньше он выглядел в точности как я.

— В самом деле?

Он кивнул:

— Он сфотографировался как раз после того, как занялся политикой. Он тогда участвовал в выборах в окружной комитет и заказал постер. Фото сохранилось до сих пор, и на ней он — вылитый я в забавной шляпе и с высоким воротничком.

— Она знала, верно? — произнесла Лисси. Мгновение он не мог понять, что она имеет в виду. — А теперь иди и принеси ещё дров. Только не загоняйся слишком сильно, потому что когда вернёшься, мы позаботимся о той мелочи, что тебя беспокоит, и проведём ночь на пляже.

К тому времени как он вернулся, она уже заснула, но он разбудил её, когда нёс к пляжному коттеджу.

* * *

Следующим утром он проснулся один. Он встал, принял душ и побрился, предположив, что она поехала на машине в город, чтобы взять что-нибудь к завтраку. Он уже наполнил кофейник и поставил его на огонь, прежде чем выглянул в окно, выходящее на берег, и увидел Триумф, по-прежнему ждущий возле дороги.

Разумеется, не было никаких причин бить тревогу. Она проснулась раньше него и отправилась искупаться. Он сам прошлым утром сделал то же самое. Клочки зелёной ткани, служившие ей купальником, висели на спинке шаткого стула, но они были ещё сырыми с прошлой ночи. Кому захочется надевать сырой, липкий купальник? Она, как и он, отправилась нагишом.

Желая увидеть, как она плещется в прибое, ожидая его, он выглянул в другое окно. Корабль был там, теперь ближе, чем раньше, перекатываясь на волнах, словно покинутый командой. Ни дымка́ не поднималось из неуклюжей трубы и ни один парус не был выставлен, но с его такелажа свисали тёмные стяги. Затем корабля не стало, остались только чайки и пустой океан. Он выкрикнул её имя, но никто не отозвался.

Он надел плавки и куртку и вышел наружу. Ветер разгладил песок, а начавшийся прилив уничтожил их костёр, вернув в океан собранный им плавник.

Два часа он бродил по пляжу взад и вперёд, выкрикивая её имя, повторяя себе, что ничего не случилось. Когда же он заставил себя не думать о мёртвой Лисси, думать он смог лишь о заголовках газет, о девяностосекундном сюжете в десятичасовом выпуске новостей, о том, как будет выглядеть Райан, о том, как Пэт… как все его братья будут смотреть на него. И когда он мысленно отвернулся от этого, Лисси вновь была мертва, прибой качал её, спутывал с водорослями её бледные волосы, а зелёные крабы обгладывали её руки.

Он сел в Триумф и поехал в город. В маленьком кирпичном участке он уселся перед столом толстого копа и рассказал свою историю.

Толстый коп произнёс:

— Парень, я могу понять, почему ты хочешь, чтобы мы не поднимали шум.

Тим не сказал ничего. На столе было пресс-папье — бейсбольный мяч из белого стекла.

— Возможно, ты думаешь, что мы хотим прижать тебя, но это не так. Завтра мы дадим заявление о пропаже человека, но мы не обязаны указывать в нём что-либо о тебе или сенаторе. Мы и не будем.

— Завтра?

— Нам нужно подождать двадцать четыре часа, на случай если она объявится. Таков закон. Но, парень… — толстый коп глянул в свои записи.

— Тим.

— Верно. Тим. Она не появится. Ты должен заставить себя свыкнуться с этим.

— Она может быть… — Не желая того, он позволил фразе повиснуть в воздухе.

— Где? Ты думаешь, она украдкой выбралась наружу и отправилась домой? Она могла выйти на дорогу и остановить попутку, но ты говоришь, её вещи по-прежнему на месте. Похищена? Никто не смог бы вытащить её из кровати, не разбудив тебя. Ты убил её?

— Нет! — Слёзы, которые он не мог сдержать, струились по его щекам.

— Верно. Я поговорил с тобой и не думаю, что ты сделал это. Но ты единственный, кто мог. Если её тело выбросит на берег, нам придётся рассмотреть эту версию.

Руки Тима вцепились в деревянные подлокотники кресла. Толстый коп подвинул через стол коробку салфеток.

— Однако, если тело не выбросит на берег, она просто пропавшая без вести, ясно? Но она мертва, парень, и тебе придётся свыкнуться с этим. Позволь рассказать тебе, что случилось. — Он прочистил горло.

— Она встала, пока ты ещё спал, возможно, когда начало светать. Сделала именно то, что ты и думал: отправилась освежиться, искупавшись, перед тем, как ты проснёшься. Заплыла слишком далеко и, возможно, у неё приключилась судорога. Океан сейчас чертовски холодный. Может, она кричала, но даже если и так, то была слишком далеко, и её заглушили волны. Люди думают, будто утопающие ревут как пожарные сирены, но это не так: у них не хватает воздуха. Иногда они вообще ни звука не издают.

Тим, не мигая, смотрел на мерцающее пресс-папье.

— Здешнее течение идёт вдоль беговой линии; ты, вероятно, знаешь это. Никто не должен купаться в одиночку, но иногда такое впечатление, будто все именно так и делают. У нас ежегодно пропадает с дюжину или около того. Находим же мы их — в четырёх-пяти случаях. И всё.

* * *

Пляжный коттедж выглядел заброшенным, когда он вернулся. Припарковав Триумф и войдя внутрь, он обнаружил по-прежнему горевшую керосинку; кофе выкипел до смолообразного состояния. Он вынес кофейник наружу, вытряхнул кофе, почистил кофейник пляжным песком и сполоснул солёной водой. Стоя по пояс в воде, он заметил, что корабль стал почти отчётливо различим, тогда как прежде, через окно коттеджа, был невидим. Отбросив кофейник обратно к берегу, он проплыл некоторое расстояние, но когда выпрямился в воде, корабль уже пропал.

Вернувшись и зайдя внутрь, он сварил свежий кофе и упаковал в чемодан Лисси её вещи. Покончив с этим, он снова поехал в город. Райан по-прежнему был в Вашингтоне, но Тим сказал о том, где находится, его секретарше.

— Просто на случай, если меня объявят пропавшим без вести, — пояснил он.

Она рассмеялась:

— Для плавания, должно быть, довольно прохладно.

— Мне нравится, — признался он ей. — Я хочу сделать ещё как минимум один долгий заплыв.

— Ладно, Тим. Передам ему, когда он позвонит. Хорошо провести время.

— Пожелай мне удачи, — попросил он и повесил трубку.

Он взял гамбургер и ещё кофе в Jack-in-the-Box[8] и вернулся к коттеджу, и долго шёл вдоль берега.

Он намеревался поспать этой ночью, но так и не сделал этого. Время от времени он вставал и выглядывал в окно, высматривая корабль, порой видимый при свете луны, порой — лишь тёмный призрак на фоне низкого ночного неба. С первыми лучами рассвета он надел плавки и зашёл в воду.

С милю или больше, насколько он мог оценить дистанцию, увидеть корабль не получалось. Затем тот внезапно оказался рядом: длинные, похожие на ноги водяного паука вёсла; труба, изрыгающая искры на фоне по-прежнему сумеречного неба; искры, что, казалось, становились новыми звёздами.

Тогда он поплыл быстрее, понимая, что сможет развернуться и спастись, если корабль исчезнет; понимая также, что утонет, если тот всего лишь отступит перед ним — отступит навсегда. Корабль скрылся за кобальтовой волной, появился вновь. Рванув вперёд с максимальной скоростью, он ухватился за скользкое от морской воды веретено весла — ему показалось, будто он коснулся живого существа. Внезапно он уже стоял на палубе, совершенно не помня, как там оказался.

По доскам шлёпали босые ступни, но он не видел никого из экипажа. На корме хлопал, развеваясь, тёмный флаг с надписями из незнакомых букв, и слабое воспоминание об экскурсии на военное судно, совершённой вместе с отцом много лет назад, заставило его коснуться лба. Раздался звук, который мог быть как смехом, так и чем-то иным. «Капитанская каюта тоже должна быть на корме», — подумал он и направился туда, держа, несмотря на дикую качку, равновесие, и обнаружил дверь.

Внутри что-то тёмное сидело на помосте.

— Я пришёл за Лисси, — объявил Тим.

Ответа не последовало, но в воздухе повис вопрос. Почти не собираясь этого делать, он ответил:

— Я Тимоти Райан Нил, и я пришёл за Лисси. Верни её мне.

Свет, казалось, растворил тьму. На помосте, скрестив ноги, сидел тощий мужчина в твидовом костюме и посасывал длинную глиняную трубку.

— Ирландец, что ль? — спросил он.

— Американец, — ответил Тим.

— С таким-то имечком? Я те не верю. Где твои перья?

— Я хочу вернуть её, — повторил Тим.

— А ежли ты её не получишь?

— Тогда разнесу этот корабль на части. Тебе придётся меня либо убить, либо тоже взять в плен.

— Глаголишь аки истый сын своей родины, — отметил мужчина в твиде. Он чиркнул кухонной спичкой о подмётку сапога и зажёг свою трубку. — Садись, что ль. Мне не шибко-то по душе глазеть на тя так, задравши голову. Шею ломит из-за этого. Садись, и мы, глядишь, сможем заключить соглашение.

— Это безумие, — заявил Тим. — Всё это сплошное безумие.

— Так и есть, — согласился мужчина в твиде. — А будет ещё, ещё больше. Так что лучше крепись, Тим, мой мальчик. А щас садись.

Позади Тима, на том месте, где была дверь, стоял крепкий деревянный стул. Он сел.

— Хочешь сказать мне, что ты лепрекон? Предупреждаю, я не поверю этому.

— Я?! Один из этих ленивых, вороватых мелких скряг-башмачников? Да я б застрелился. Мя звать Дэниэл О’Донохью, король Коннахта.[9] Этому ты веришь?

— Нет, — ответил Тим.

— Во что ж тогда поверишь?

— В то, что это, тем или иным образом, то, что называют тарелкой. В то, что ты и твоя команда — с планеты другого солнца.

Дэниэл рассмеялся:

— То есть щас с тобой происходит близкий контакт, так что ль?[10] Хошь, чтоб я обернулся зелёным человечком с рожками как у улитки? Я и эт могу.

— Не беспокойся.

— Ладно, не буду, хоть эт и неплохая форма. Можно принять её и быть чем хошь, одним из Народа Мира или немножко человеком с Марса. Я ей пользовался и для того и для другого, и ничо лучше просто нет.

— Ты забрал Лисси, — отчеканил Тим.

— И откудова ты эт мог узнать?

— Я думал, она утонула.

— А щас что думаешь?

— И что этот корабль, или чем бы он ни был, был просто зна́ком, предзнаменованием. Я разговаривал с полицейским, и он по сути сказал мне, что так и есть, но до прошлой ночи, когда я пытался заснуть, я не думал всерьёз о сказанном им.

— То бишь те эт снится? Думал когда-нить об том?

— Если это и сон, он всё равно реален, — произнёс Тим упрямо. — Да и вообще, твой корабль я видел, когда бодрствовал, вчера и позавчера.

— Или те щас снится, что так и было́. Но продолжай.

— Он сказал, что Лисси не могли похитить, потому что я был в той же постели, и что она пошла утром искупаться и утонула. Но её могли похитить, если сперва она пошла искупаться. Если кто-то пришёл за ней с лодкой. И она бы не утонула, потому что для этого она слишком плохо плавала. Она боялась воды. Мы купались вчера, и даже со мной рядом она заходила в воду лишь по колено. Так что это были вы.

— Знаш, ты прав, — согласился Дэниэл. Он сложил пирамидку из пальцев. — Эт был мы.

Тим вспоминал сказки, которые читали ему в детстве.

— Фейри похищают младенцев, верно? И невест. Вы поэтому так делаете? Чтобы мы думали, будто вы — это они?

— Благослови тя, эт правда, — сказал ему Дэниэл. — Мы — волшебный народ. И пустынный джинн, и ездоки на тарелках (к которым ты гришь, склоняешься), и ещё восемь десятков. Не хошь посмотреть на меня в штанах из козлиной шкуры и со свирелью? — Он фыркнул. — Никогда не задавался вопросом, почему мы так похожи по всему миру? Или не задумывался, что мы не всегда знаем, какая форма наилучшая для местности, а потому наяды и дриады вполне могут быть ещё и леди из Дини ши? Знашь, как зовёт преисподнюю, что под ихним морем, народ Варварского берега?[11]

Тим покачал головой.

— Домдэниэл, во как.[12] Интересно, почему? Тим, ты гришь, что хошь эт девчонку.

— Верно.

— Ещё ты гришь, что у нас будут неприятности — целая куча, ежли ты не получишь её. Но позволь сказать те, что ежли ты не получишь её — с нашим благословением до кучи, то утопнешь… Придержи язык, лады, дальше — хуже… Ежли ты не получишь её с нашим благословением, то о том, чтоб ты утоп вот прям щас, позаботса. Понимашь, что я имею в виду?

— Думаю, да. В общих чертах.

— О, эт хорошо, да. Итак, вот моё предложение. Помнишь, как всё было до того, как мы забрали её?

— Разумеется.

— Всё вновь вернётся на свои места, ежли тока ты сделаешь, что я те скажу. Эт ты, Тим Нил, будешь помнить, а она не вспомнит ничегошеньки. Да и, по-правде-то, нечего вспоминать будет, бо всё исчезнет, до последнего штришка. К примеру, тот полисмен, с которым ты грил. Вот те моё слово, что ты бы не сделал этого.

— Что я должен буду сделать? — спросил Тим.

— Службу. Служить нам. Делать всё, что б мы от тя не попросили. Мы б предпочли славную девчушку вроде твоей Лисси, чем здоровяка вроде тя, но, однак, мы б предпочли того, кто остался б по своей воле, поскок строптивых девчонок везде полно — ты и сам их наверняка видел. Сто лет, эт всё, что мы от тя просим. Эт довольно короткий срок, как у жены Дойла. Сделашь эт?

— И в конце всё будет так же, как было до того, как вы забрали Лисси?

— Не всё, я так не грил. Ты бушь помнить, не помнишь что ль, как я грил эт? Но для неё и всей страны вокруг, эт всё будет прежним.

— Хорошо, — смирился Тим. — Я сделаю это.

— Эт ты смелый парень. Щас я те скажу, что я сделаю. Я сказал сто лет, на что ты согласился…

Тим кивнул.

— …но я строптивых матросов у ся на борту не потерплю, также как и неблагодарных. Скощу до двадцати, как нащёт этва? Конечно, справедливей некуда, верно?

Фигура Дэниэла начала колыхаться и таять, образ тёмной массы, которую Тим видел вначале, повис над ней подобно облаку.

— Ляг на живот, бо я должен поставить свою ногу те на голову. Тогда сделка считается заключённой.

* * *

Рот и глаза ему жгла океанская соль, его лёгкие рвались от недостатка воздуха. Он вращался в синей бездне воды, он пытался плыть и, наконец, вырвался, задыхаясь, на поверхность.

Король сказал, что он будет помнить всё, но годы уже тускнели в его памяти. Как он вкалывал, танцевал, покупал, шпионил, вынюхивал, подстерегал и предавал, когда выходил в человеческий мир. Служа чему-то, чего он никогда полностью не понимал. Странствуя под парусом по туманным морям, что иногда были на этой земле. Плавая среди созвездий. Годы, удары и пинки тускнели, а с ними (и он был этому рад) дни, когда ему приходилось умолять.

Он поднял руку, пытаясь вернуть своё прежнее умение плавать, и обнаружил, что сильно устал. Возможно, за все эти годы он ни разу не отдохнул по-настоящему. Определённо, отдыха он не мог припомнить. Где же он был? Он равнодушно грёб, не зная, уплывает ли он прочь от земли или же находится посреди океана. Волна подняла его, долгий, медленный вал синевы под серым небом. Справа от него горело сияние: восходящее или, возможно, заходящее солнце. Он поплыл туда; заметил низкий берег.
* * *
Он выполз на песок и какое-то время лежал там; брызги прибоя, подобные каплям дождя, били его по спине. Берег перед глазами казался почти чёрным. Там были кусочки угля, фрагменты полусожжённой древесины. Отталкивая прочь землю, он поднял голову и увидел пустую бутылку из зеленоватого стекла, почти погребённую под мокрым песком.

Когда он смог, наконец, подняться, его конечности были окоченевшими и замёрзшими. Свет зари сменился дневным светом, но тепла в нём не было. Пляжный коттедж стоял всего в сотне ярдов, одно из окон — золотое от солнечного света, вошедшего с другой стороны; стены в тени. Красный Триумф поблёскивал у дороги.

На вершине маленькой дюны он обернулся и посмотрел назад, в море. Чёрное судно с красной и белой трубой виднелось в миле или двух, но это было обычное судно. На какой-то момент он почувствовал некоторое сожаление, тоскуя по той части своей жизни, которую ненавидел, но которая теперь исчезла навсегда. Я никогда не смогу рассказать ей о том, что случилось, подумал он. А затем: Нет, смогу, но только если позволю ей думать, будто выдумываю всё это. А затем: Неудивительно, что столько людей рассказывает столько историй. Можно попрощаться со всем этим.

Ступени скрипели под его весом, и он вытер песок на ногах о кокосовый коврик. Лисси была в постели. Она села, услышав, что открылась дверь, а затем натянула на себя простыню, чтобы прикрыть груди.

— Большой Тим, — выдохнула она. — Ты всё-таки приехал. Тим и я надеялись на это.

Когда он не ответил, она добавила:

— Думаю, он вышел поплавать. Должен вернуться через минуту.

И, когда он по-прежнему ничего не сказал:

— Мы — Тим и я… мы собираемся пожениться.


Примечание автора в сборнике

«Лучшее Джина Вулфа»

(2009 г.)

Я намеревался завершить этот сборник рассказом «Кто-нибудь видел Джуни Мун?».[13] Вон Хансен и Крис Коэн, которые продают мои работы от агентства Вирджинии Кидд, настояли на том, чтобы я добавил и этот.

Что даёт мне прекрасную возможность объясниться. Вы, наверное, хотели знать, кто отбирал эти рассказы. Это сделал я (за исключением данного), выбрав свои лучшие работы — наилучшим, в меру моих слабых способностей, образом. Вы можете не согласиться и имеете на то полное право, но тогда не говорите об этом мне — толку от этого не будет никакого. Вместо этого, расскажите издательству «Тор Букс». Назовите свои любимые рассказы и потребуйте, чтобы они вошли во второй том.

Если это сделает достаточное количество читателей, он появится — отобранный вами.


Дополнительные материалы


Ниже следуют приложения, помогающие как разобраться в многочисленных отсылках автора к легендам и мифам (вкратце), так и три тематически сходных легенды о похищении смертных Волшебным народом.

Первым приводится посвящённая данному рассказу статья Марка Арамини. Марк — давний фэн и исследователь Вулфа; эта статья появилась на Urth Mailing List (одном из первых в Интернете фэн-сайтов вообще и касающихся Вулфа в частности). Когда Марк решил написать статьи к каждому рассказу и роману Вулфа, а тот узнал об этом, то сказал: «Странно. Он казался нормальным». Пока вышла лишь первая книга.

Затем следуют истории о Добром народе, одну из которых упоминает Марк в своей статье.

Завершает приложения ирландская сага (единственная в чужом переводе) «Исчезновение Кондлы Прекрасного, сына Конда Ста Битв», рассказывающая о том, как девушка из Дини ши соблазняла одного юношу. Не исключено, что ей (или подобной) вдохновлялся Вулф.

Примечания переводчика

Впервые рассказ появился на немецком в сборнике «Врата к звёздам» («Tor zu den Sternen», редактор Петер Вильферт, 1981). Во всех англоязычных сборниках почему-то указывается неполное название «Zu den Sternen», но ISFDB знает ПРАВДУ: http://www.isfdb.org/cgi-bin/pl.cgi?338260. (Помимо Вулфа там присутствуют Пол, Хайнлайн, Силверберг, Ле Гуин, Саймак и другие.) Также будет интересно отметить, что немецкое название переводится как «Близкий контакт третьей степени» («Eine unheimliche Begegnung der dritten Art») — всего одна фраза в рассказе дала возможность интерпретировать его как НФ (сегодня-то он вполне определённо классифицируется как фэнтези) и отправить в компанию твёрдой НФ (насколько можно судить, это тематическая антология, посвящённая космосу).

Оригинальное название, как это часто бывает у Вулфа, тоже интересно: «A Cabin on the Coast». Слово cabin, как правило, переводят как «хижина» либо «лачуга», но его другие значения — небольшой домик, коттедж. Ещё одно, самое интересное для нас — кабина на корабле, т. е. каюта. Таким образом, рассказ вполне может называться «Кабинка на берегу». Я опасался, что при переводе этой игрой слов придётся пожертвовать, но благодаря привязке к французской этимологии её удалось сохранить (ценой дополнительной сноски, но есть мнение, что сносок много не бывает).

Марк Арамини
Кабинка на берегу


«Кабинка на берегу» впервые появилась в антологии «К звёздам» («Zu den Sternen») в 1981 г., а затем вышла в сборнике «Вымирающие виды».

Краткое содержание


В коттедже своего отца, Тим Райан Нил планирует тайком бежать вместе с Лисси, чтобы пожениться.

Тим купается в одиночку и видит на горизонте нечто, напоминающее грубый набросок корабля. Затем, обнажённый, он возвращается в коттедж, где они с Лисси обмениваются добродушными, хоть и довольно резкими шутками, а в процессе поднимается вопрос об отце Тима, который баллотируется от Демократической партии. Его мать умерла вскоре после рождения Тима, но назвала своего девятого ребёнка и седьмого сына в честь отца, который известен под именем Райан Нил. Тим чрезвычайно похож на своего отца, и Лисси обещает звать его «Маленьким Тимом», а отца «Большим Тимом». Пошалив ещё немного у воды, он уносит Лисси в постель.

Утром она исчезла, её мокрый купальник висит в коттедже. Тим пытается её найти и, в конечном итоге, идёт в полицию, которая с пониманием относится к деликатной политической позиции, в которой он нахотится из-за карьеры своего отца, и заявление о пропаже человека подадут через 24 часа. Он возвращается в кабинку, ещё недолго наблюдает за странным кораблём, а затем бросается вплавь на его поиски, когда, наконец, корабль неожиданно возникает перед ним. Едва коснувшись его вёсел, он внезапно появляется на палубе, оказавшись рядом с курящим трубку мужчиной с ирландской манерой речи. Мужчина представляется как Дэниэл О’Донохью, Верховный король Коннахта. После обсуждения природы волшебного народа и даже чужих, он говорит, что Тим должен получить Лисси назад с его благословением — либо утонуть, и единственный способ получить её — это служить ему. Сперва он просит сотню лет, а затем, когда Тим соглашается, укорачивает срок до двадцати.

Он вырывается на поверхность воды и смутно вспоминает, как «вкалывал, танцевал, покупал, шпионил, вынюхивал, подстерегал и предавал, когда выходил в человеческий мир. Служа чему-то, чего он никогда полностью не понимал. Странствуя под парусом по туманным морям, что иногда были на этой земле. Плавая среди созвездий. Годы, удары и пинки тускнели, а с ними (…) дни, когда ему приходилось умолять».

Он добирается до кабинки, вернувшись за день до того, как покинул её, чтобы обнаружить Лисси в постели. Она говорит: «Большой Тим… Ты всё-таки приехал. Тим и я надеялись на это… мы собираемся пожениться».

Комментарий


Хоть это и рассказ о сверхъестественном, в нём также исследуются классовые различия в отношениях, которые в большей части американской литературы относят к богатству, образованию и статусу, нежели к титулам, крови и рождению. Многие сказки сопоставляют это классовое разделение, и можно сказать, что современный реалистический роман также подчёркивает эту стратификацию общества. Здесь у нас имеется пара, находящаяся, очевидно, на разных общественных уровнях и планирующая тайком пожениться, но вскоре рассказ отбрасывает свой реалистичный базис и возвращается к сказочным корням, и мы видим, что цена уз меж двумя разными людьми, будь они смертными и фейри или нет, зачастую довольно высока.

Первое, что стоит отметить, это то, что Тим Райан Нил — седьмой сын седьмого сына, и это объясняет, почему Дэниэл О’Донохью (или каким бы ни было его настоящее имя) заинтересован в его службе. Эти седьмые сыновья считалось не только обладателями экстраординарных талантов к целительству, но также таких умений, как предвидение будущего и магия. По этой причине он привлекает народ фейри.

Кроме того, его имя намекает на королевское величие и важность, а Дэниэлу удаётся его низвергуть — настолько, что тому приходится умолять.

Слово «кабинка», которым Лисси упрямо называет коттедж, имеет другое значение: комната или помещение на судне, и это, вкупе со странным диалогом между парой и нежеланием Лисси погружаться в воду (хотя её купальник мокрый, а она утверждает, что хочет научиться плавать), бросает некоторые подозрения как на её мотивы, так и на её личность. Лисси, кажется, намекает, будто мать Тима знала, что её седьмой сын будет походить на своего отца почти в точности.

Диалог между ними течёт почти как немного зловещие non-sequitur,[14] включающие кастрацию и поедание. Давайте проследим их обмен репликами чтобы получить общее представление об их пикировке:

Увидев его обнажённым, когда он объясняет, что для людей ещё слишком рано:
— Тогда лезь в постель. А как насчёт рыб?
— Простыни станут липкими от солёной воды. А рыбы их и до этого видели.
Здесь он имеет в виду свои гениталии, и она тут же выдвигает следующее опасение:
— Их могут откусить, знаешь ли. Акулы. Точнее, акулки.
Когда он спустя несколько фраз подразумевает, что о ней подумают, будто она не плавала, потому как это «было то самое время месяца», она грозит ему: «Я тебе уши откушу!»

Он называет её кастраторшей, а потом, когда она откусывает хот-дог и повторяет его описание, её ремарка неразборчива: «Каф таф фа».

Она не погружается в воду: «Она боялась воды. Мы купались вчера, и даже со мной рядом она заходила в воду лишь по колено».

В то время как имя Лисси может быть сокращением Элис или Элизабет, есть ещё одно, мифическое имя, которое звучит немного похоже, оно будет обсуждаться ниже.

Наконец, у нас есть полицейский, который, размышляя о её возможной судьбе, говорит следующее: «Люди думают, будто утопающие ревут как пожарные сирены, но это не так: у них не хватает воздуха». Хоть коп и вспоминает здесь о звуке, издаваемом пожарной машиной или при тревоге, Вулф не без причины использует термин «сирена», поскольку для Тима это путешествие на побережье вместе с Лисси, чреватое нависающим над ними осуждением его отца, символически напоминает зов сирен, зовущих мужчин прочь к опасности.

Литературные и мифологические аллюзии


Земля Коннахт в Ирландии, королём которой, по утверждению Дэниэла, он является, реальна: её название подразумевает «потомков Конна», легендарного Верховного короля Ирландии. Когда Туата де Дананн победили Фир Болг, они дали его остаткам контроль над Коннахтом.[15] Вулф уже пересказывал эту легенду в «Мире»,[16] смешав её с американской историей, где волны поселенцев, некоторые из которых ирландцы, сменяют коренных американцев, и это действительно поднимается в рассказе, когда Тим заявляет, что он американец, а не ирландец, и король Дэниэл интересуется, где же, в таком случае, его перья.

Во многом это похоже на вывернутую наизнанку версию «Русалочки» Ганса Христиана Андерсона: в этой истории морская дева Мелюзина влюбляется в человека и должна служить добру в течение 300 лет, чтобы заслужить человеческую душу. Она отказывается от своего языка взамен человеческих конечностей, и в рассказе есть моменты, когда диалог между Лисси (может ли быть так, что Лисси образовано от Мелюзины, а не от Элизабет?) и Тимом становится неразборчивым, как, к примеру, когда она говорит с набитым ртом: «каф таф фа», означающее «кастраторша». Как и Мелюзина, Лисси также избегает того, чтобы промокнуть, и Тим отмечает, что она не заходит в воду глубже, чем по колено, хотя её купальник на следующее утро — мокрый. Тим говорит, что Лисси — старший ребёнок у её родителей, и это созвучно историям о Мелюзине 14 века Жана из Арраса, в которых мать Мелюзины, Прессина, заставила отца-человека согласиться никогда не входить в её опочивальню, когда та рожает или купает своих детей (из которых Мелюзина была старшей); и когда, в конечном итоге, отец нарушает слово, мать с детьми бежит на Авалон. (Я избегаю здесь проведения каких-либо параллелей между ирландским демократом Тимом Райаном Нилом и администрацией семьи Кеннеди, причудливо наречённой Камелотом, и даже более поздней катастрофой Чаппаквидик, в которой утонула Мэри Джо Копекни, хоть я и думаю, что здесь имеется слабый резонанс.)[17]

В любом случае, здесь, как зачастую и в сказках, где высока цена отношений между фейри и смертным, Тим страдает из-за необходимости обладания объектом своего желания. Когда Дэниэл ставит ногу ему на затылок, это напоминает известную картину, где архангел Михаил попирает голову Люцифера, хоть здесь это скорее фей или демон заявляет свои права на человека из-за всепоглощающей похоти последнего.

Имена и Фейри


Дэниэл О’Донохью, король Коннахта: Дэниэл значит «Бог мой судья», а О’Донохью может означать потомка Доннкаха, «повелителя битвы» или «темноволосого мужа битвы».

Домдэниэл: вымышленная пещера на дне океана, где собираются злые существа и волшебники; упоминается во многих фэнтезийных работах, включая Т. Х. Уайта, Готорна и Лавкрафта.

Дэниэл, возможно, саркастично, заявляет: «Мы — волшебный народ. И пустынный джинн, и ездоки на тарелках (к которым ты гришь, склоняешься)… Никогда не задавался вопросом, почему мы так похожи по всему миру? Или не задумывался, что мы не всегда знаем, какая форма наилучшая для местности, а потому наяды и дриады вполне могут быть ещё и леди из Дини ши? Знашь, как зовёт преисподнюю, что под ихним морем, народ Варварского берега? … Домдэниэл, во как. Интересно, почему?». Упомянутые Дини ши, или «Народ Мира», занимают весьма заметное место в сюжете «Мира» и историях Ирландии. Здесь греческие, ирландские и даже арабские мифы сведены к общему знаменателю, и Дэниэл даже намекает, что всякая попытка объяснить неведомое, вроде концепции о чужих, проистекает из общего источника: той необъяснимой тайны, которую он представляет, всегда зная, в каком виде явиться, дабы достичь своих целей наилучшим образом.

Тимоти Райан Нил: Тимоти значит «Богобоязненный» или «Божья честь», Райан подразумевает «маленький король» или «королевский», а Нил — производное от «чемпион».[18] Здесь Дэниэл ставит ему на голову ногу и получает его службу, возможно, использовав Лисси в качестве приманки. Между ними происходит обмен репликами, где Тим, говоря о Лисси, произносит: «Мы купались вчера, и даже со мной рядом она заходила в воду лишь по колено. Так что это были вы», на что Дэниэл довольно двусмысленно отвечает: «Знаш, ты прав… Эт был мы». Является Лисси фейри по происхождению или нет, но она сослужила свою службу в качестве приманки для Тима, заставив его растратить свою жизнь и потерять любовь юности, которую он ценил превыше всего.

Вопросы, оставшиеся без ответов


Почему корабль выглядит, словно его ребёнок нарисовал?

Может ли название, «Кабинка на берегу», каким-то образом относи́ться к кораблю, нежели к коттеджу Тима?

Связь с другими работами


Фейри, меняющие форму, впервые появились в «Подменыше» и «Мире», а потом их можно встретить тут и там в более поздних произведениях Вулфа, таких, как «Свет дружбы» и «Наблюдение НЛО у Двойного холма», с изрядной синкретической неоднозначностью их природы.[19]

Комментарий о жене Дойла


В один из моментов Дэниэл, король фейри, говорит, что двадцать лет службы — довольно короткий срок, «как у жены Дойла»,[20] и единственный Дойл, о котором я могу вспомнить, это Артур Конан Дойл, входивший в странный любовный треугольник со своей больной и умирающей первой женой и своей второй женой, которая действительно работала медиумом — они занимались спиритуализмом. В какой-то момент Дойл даже защищал некие слухи, касавшиеся того, что в конечном итоге оказалось связанной с фейри «уткой».[21] Однако я не нахожу никаких свидетельств о том, что одна из его жён была невысокой. Что Дэниэл имел под этим в виду? Или это какой-то другой Дойл, со вспыльчивой женой?[22]

Двадцать лет среди Доброго народа


Однако, по зрелом размышлении, Дойл определённо является отсылкой к народному сказанию, хоть мне и не удалось обнаружить её. Одно сказание, почти в точности как «Кабинка на берегу», это «Двадцать лет с Добрым народом» в сборнике Д. Нокс. В ней также присутствует сходство между отцом и сыном, но на этот раз на двадцать лет забирают отца, и тот, вернувшись к жене домой, не рассказывает об этом.


Добрый народ

Похищенная Добрым народом

Ирландия


Я отбывал время, обучаясь ремеслу скотоводства с человеком именем Линч, — Господи, будь милостив к нему! Полагаю, в то время мне было не больше двенадцати лет. То было место весьма отдалённое и гористое.
Ну что ж, недалеко от дома моего хозяина жила семья Броганов. Была то воля Божья, что миссис Броган заболела, и тогда же родился ребёнок, но бедная женщина умерла. Что ж, её сестра, девчушка помладше, чем умершая, пришла, дабы выкормить дитя. Через некоторое время она стала выглядеть очень болезненно и беспокойно. Соседи принялись толковать о ней промеж себя, и весть об этом дошла до ушей Брогана, и, ей-богу, это вывело его из себя. Потому он спросил сестру о том, что с ней.
— Ну что ж, Джон, — говорит она, — не хотела тебе рассказывать, но Элли, — так звали покойную, — является каждую ночь и, взяв ребёнка на руки, кормит его и уходит прочь, не сказав ни слова.
— Не может быть! — говорит Джон. — Значит, она ​​вовсе не мертва, а похищена, и я буду ждать её в засаде сегодня ночью.
Верный своему слову, он не стал ложиться, и около 12 часов она вошла, и он обнял её, но, как он рассказал, не почувствовал под руками никакой плоти.
— Сейчас ты не сможешь удержать меня, — говорит она, — потому как снова я замужем; но коль придёшь завтрашней ночью к полю у Бутылочного холма, около 40 нас будет, едущих к Бларни,[23] и все мы будем на лошадях — с нашими мужьями. Все лошади будут белыми, а я и мой муж будем замыкающими. Захвати с собой ветвь орешника и ударь лошадь по правому боку, и я упаду. Как только я упаду, хватай и держи меня со всех сил. Ты узнаешь моего мужа, ибо он единственный среди них рыжеволос.
Ну что ж, он пошёл, и был он, должно быть, отважнейшим человеком, потому как они пришли, скача галопом, словно безумцы. Как только лошадь рыжеволосого мужчины приблизилась к нему, он отступил в сторону и ударил. Она упала, а он схватил её и держал железной хваткой. Ну что ж, такого гвалта, что там поднялся, не слыхивали никогда, а все остальные мужчины насмехались над рыжеволосым.
Ну что ж, он привёл её домой, и после того они жили долгие годы, и была у них добрая семья, и были они счастливейшими людьми в окру́ге. Я часто вижу кой-кого из её детей; конечно, все они теперь женаты, и разъехались кто куда, но это такая же чистая правда, как и то, что моё имя — Тим Броснан.
Источник: «Народные сказания графства Лимерик, собранные мисс Д. Нокс» из журнала «Фольклор: ежеквартальный обзор мифов, традиций, обществ и обычаев» (Лондон: Общество изучения фольклора, 1917), т. 28, стр. 218–219.
Источник Нокс: рассказано Тимом Броснаном, Дангеаган, графство Керри.

Двадцать лет с Добрым народом

Ирландия


Был у меня двоюродный дед, и был он сапожником; и был он женат лишь около 3 или 4 месяцев. Мне сейчас почти восемьдесят. Ну что ж, упокой, Господи, их души, потому что все они покинули этот мир и, я надеюсь, отправились в лучший!
Ну что ж, сэр, говорит он своей жене, а была она, как я слышал, девчушкой миленькой, — приданое было не слишком велико, но мог он купить на него изрядно кожи, и могу сказать, в то время носили только броги, и даю слово, что скорее состаришься, прежде чем найдёшь сейчас такие же.[24]
Как бы то ни было, отправился он однажды в Лимерик с ослом и повозкой, чтобы привезти домой кожу и другие мелочи, которые желал. Той ночью он домой не вернулся, не вернулся и на следующую, и на следующую после неё. Его жена, Бегор, и несколько друзей отправились на следующий день в Лимерик, но не смогли найти никаких следов её мужа. Забыл сказать, что на третье утро после пропажи жена его поднялась очень рано, и там, у двери, стоял осёл и повозка. Обыскали всё графство сверху донизу, но ни единого следа так и не нашли. Пришли и ушли недели, месяцы и годы, но он так и не объявился.
Теперь его жена продолжала небольшое дело, продавая безделушки, чтобы содержать себя и сына, который стал рослым красавцем, и, как я слышал, будто вылитый портрет своего отца.
Теперь, сэр, сыну было двадцать или около того, как однажды, когда он ужинал с матерью, в дом входит мужчина и говорит:
— Храни вас Господь!
— И вас тоже, — говорит мать. — Будете спад, сэр? — спрашивает она.[25]
Потянулся он за спадом, а рукав пальто его при этом задрался. И она видит родинку у него на запястье, а у мужа её родинка была ровно в том же месте.
— Господь милосердный! — говорит она. — Ты Джон МакНамара? — ибо таково было имя её мужа.
— Да, — отвечает он, — а также твой муж, а это мой сын, но некоторое время я не смогу рассказать, где я был с тех пор, как покинул тебя. Однажды у меня, может, будет такая власть, но не сейчас.
Ну что ж, ты только глянь! Уже через неделю он принялся за работу, и сапогам, что он тачал, дивилось всё графство, и думаю, что прожил он после этого девять или десять лет, но никогда не сказал ни ей, ни кому ещё, где был, но, конечно, все знали, что был он с Добрым народом.
Источник: «Народные сказания графства Лимерик, собранные мисс Д. Нокс» из журнала «Фольклор: ежеквартальный обзор мифов, традиций, обществ и обычаев» (Лондон: Общество изучения фольклора, 1917), т. 28, 215–216.
Источник Нокс: рассказал Джон Келли, Кураклер (предположительно), графство Клэр.

Исчезновение Кондлы Прекрасного, сына Конда ста битв


Почему прозван Арт Одиноким? Не трудно сказать.

Однажды Кондла Красный, сын Конда Ста Битв, был вместе с отцом в Верхнем Уснехе, когда увидел он женщину в невиданной одежде, приближавшуюся к нему.

— О женщина, откуда пришла ты? — спросил он.

— Я пришла, — отвечала женщина, — из страны живых, из страны, где нет ни смерти, ни невзгод. Там у нас длится беспрерывный пир, которого не надо готовить, — счастливая жизнь вместе, без распрей. В большом сиде обитаем мы,[26] и потому племенем сидов зовёмся мы.

— С кем говоришь ты, мальчик? — спросил Конд сына, ибо никто не видел женщины, кроме одного Кондлы.

Отвечая за него, запела женщина:
— Он ведёт беседу с юной женщиной,
Прекрасной, из благородного племени,
Которой не коснутся ни дряхлость, ни смерть.
Я полюбила Кондлу Красного
И зову его на Равнину Блаженства,
Где царит король победоносный, —
В страну, где нет ни жалоб, ни страданья
С той поры, как он в ней царствует.
И она продолжала, обращаясь к Кондле:
— Пойдём со мной, о Кондла с украшенной шеей,[27]
О Кондла Красный, алый, как пламя!
Золотой венец покроет твой пурпурный лик,
Чтоб почтить твой царственный облик.
Пожелай лишь — и никогда не увянут
Ни юность, ни красота твоих черт,
Пленительных до скончания века.
Тогда Конд обратился к друиду своему, по имени Коран, за помощью, ибо все слышали слова женщины, самой же её не видел никто:
— Прошу тебя, о Коран, помоги мне!
Ты владеешь могучими песнями,
Владеешь могучей тайной мудростью.
На меня напала сила некая,
Большая, чем разум мой и власть моя.
Никогда ещё не являлся мне враг такой,
С той поры как принял я власть королевскую.
Ныне борюсь я с образом невидимым,
Он одолевает меня чарами,
Хочет похитить сына моего,
Песнями женскими волшебными
Вырвать его из царственных рук моих.
И друид спел такое сильное заклятие, что не слышен для всех стал голос женщины и сам Кондла перестал видеть её. Но прежде чем удалиться от песен друида, женщина дала Кондле яблоко. И целый месяц Кондла не ел и не пил ничего, ибо ничто не казалось ему вкусным с той поры, как он отведал этого яблока. Но, сколько ни съедал он его, оно не уменьшалось и оставалось цельным. Тоска охватила Кондлу по женщине, которую он один раз увидел.

Однажды, по прошествии месяца, был он вместе с отцом своим в Maг-Архоммине, когда вновь увидел он ту же женщину, приближавшуюся к нему. Она запела ему:
— На высоком месте сидишь ты, Кондла,
Среди смертных, среди всего тленного,
Ожидая смерти — ужаса великого.
Вечно живущие зовут тебя!
Ты герой в глазах людей Тетраха,[28]
Каждый день на тебя взирающих,
Когда ты бываешь в собрании
Твоих родных, близких и милых тебе.
Как только заслышал Конд голос женщины, сказал он людям своим:

— Позовите друида ко мне. Вижу я, сегодня заговорил вновь язык её.

Тогда женщина запела:
— О Конд Ста Битв,
Не милы больше друиды,
Настал конец силе их.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Дивился Конд тому, что ни на какие речи не отзывался Кондла, лишь одно повторяя: «Вот пришла эта женщина!»

— Разумеешь ли ты, о Кондла, то, что говорит женщина? — спросил Конд.

Отвечал Кондла:

— Говорит она то, что легко бы сделать мне, если бы не любовь моя к близким моим. Тоска по этой женщине охватила меня.

В ответ ему запела женщина:
— Давно влечёт тебя сладкое желание,
Со мной за волну унестись ты хочешь.
Если войдёшь в мою стеклянную ладью,
Мы достигнем царства Победоносного.
Есть иная страна, далёкая,
Мила она тому, кто отыщет её.
Хоть, вижу я, садится уж солнце,
Мы её, далёкой, достигнем до ночи.
Радость вселяет земля эта
В сердце всякого, кто гуляет в ней,
Не найдёшь ты там иных жителей,
Кроме одних женщин и девушек.
Едва девушка кончила речь свою, как Кондла, покинув своих, прыгнул в стеклянную ладью. И вскоре люди могли лишь едва-едва различить её в такой дали, насколько хватало их зрения. Так-то уплыл Кондла с девушкой за море, и никто с тех пор больше не видел их и не узнал, что с ними сталось.

В то время как все оставшиеся были погружены в раздумье, к ним подошёл Арт.

— Теперь Арт стал одиноким, — сказал Конд. — Поистине нет больше у него брата.

— Истинное слово молвил ты, — сказал Коран. — Так и будут отныне звать его: Арт Одинокий.

И осталось за ним это имя.
* * *
С излюбленным в ирландской поэзии мотивом плавания смертного в «Страну блаженства» (см. «Плавание Брана») в этой саге соединился столь же распространённый у кельтов мотив любви феи-сиды к смертному. При этом произошло характерное для сказочной фантазии смешение: обиталище фей — волшебные холмы Ирландии («сиды») и в то же время — заморская Страна юности. Более подробно последняя изображена в «Плавании Брана». Однако данная сага содержит два важных добавочных образа: 1) стеклянную ладью (стекло часто связано с образом «того света»; потусторонний волшебный остров в легендах о короле Артуре зовётся «Стеклянным островом») и 2) чудесное яблоко, соответствующее серебряной ветви в «Плавании Брана». (Остров Авалон, куда фея Моргана уносит для исцеления и блаженной жизни тяжко раненного короля Артура, означает «Остров яблок»; вспоминаются также яблоки чудесного сада Гесперид на краю земли.)

Мифическая тема саги искусственно приурочена к истории королей Конда и Арта, живших во II веке. Последний христианский редактор или переписчик саги вложил в уста феи-сиды стихи, в которых она предсказывает, что скоро на смену религии друидов придёт новая вера. Стихи эти, искажающие смысл саги, мы опустили в переводе, отметив этот пропуск многоточием.
Перевод Александра Александровича Смирнова

Acknowledgements


Предисловие к сборнику «Вымирающие виды», сборник «Endangered Species», Tor, New York, 1989.

Рассказ «Кабинка на берегу» и Примечание автора, сборник «The Very Best of Gene Wolfe», PS Publishing, Hornsea, 2009.

Марк Арамини, «Кабинка на берегу». Оригинал: Marc Aramini, «A Cabin on the Coast»





«Похищенная Добрым народом». Оригинал: «Taken by the Good People», из журнала «Folk-Lore: A Quarterly Review of Myth, Tradition, Institution, & Custom», Volume 28, pp. 218–219, Folk-Lore Society, London, 1917.



«Двадцать лет с Добрым народом». Оригинал: «Twenty Years with the Good People», из журнала «Folk-Lore: A Quarterly Review of Myth, Tradition, Institution, & Custom», Volume 28, pp. 215–216, Folk-Lore Society, London, 1917.



«Исчезновение Кондлы Прекрасного, сына Конда Ста Битв», перевод и примечания Александра Александровича Смирнова. Приводится по изданию «Исландские саги. Ирландский эпос», Библиотека всемирной литературы. Издательство «Художественная литература», Москва, 1973.



Примечания

1

 Мин Беспощадный (Ming the Merciless) — персонаж комиксов и фильмов о Флэше Гордоне, тиран планеты Монго. — Здесь и далее прим. mtvietnam.
↩
2

 Кокосовый коврик (coco mat) — ковёр из койра — волокна, добываемого из кокосовых орехов.
↩
3

 Французское слово cabin, образованное от ст.-фр. cabane означает небольшой домик, хижину. Другое значение — небольшое помещение специального назначения, в том числе «каюта» на корабле.
↩
4

 Триумф — Triumph Motor Company, английская автомобилестроительная компания, производившая легковые и спортивные автомобили, последний из которых был выпущен под этой маркой в 1984 году.
↩
5

 В оригинале герой говорит bullshoot, слово-портманто, состоящее из bullshit (чушь, ерунда, брехня) и bullshot (алкогольный напиток из водки, джина и бульона). Русский аналог состоит, соответственно, из брехня и бухло.
↩
6

 Рино (англ. Reno) — город на западе штата Невада, известного как «Свадебная столица мира» из-за простоты заключения брака.
↩
7

 Во время Национального съезда Демократической партии (Democratic National Convention), проводящегося каждые четыре года, выдвигают кандидатов в президенты и вице-президенты, заканчивая период внутрипартийных выборов.
↩
8

 Jack in the Box (англ. Джек в коробочке) — американская сеть ресторанов быстрого питания, основана в 1951 году в Сан-Диего, Калифорния. В основном рестораны сети расположены на Западном побережье США.
↩
9

 Коннахт (Connaught) — провинция на западе Ирландии.
↩
10

 Близкий контакт (Close encounter) — событие, когда человек становится свидетелем НЛО.
↩
11 

 Дини ши (Daoine Sidhe — Народ Мира, также на русском их называют Сиды или Сидхи) — фейри ирландского фольклора.

Варварский берег — европейское название средиземноморского побережья Северной Африки, со времён позднего Средневековья и до XIX века. К Варварскому берегу относили побережье стран Магриба: Алжира, Туниса и Марокко.
↩
12

 Домдэниэл (Domdaniel) — подводная пещера из арабских сказок, место встреч злых волшебников, духов и гномов. Расположена рядом с побережьем Туниса.
↩
13

 «Кабинка на берегу» — последний рассказ в сборнике «Лучшего», он следует как раз за «Кто-нибудь видел Джуни Мун?» («Has Anybody Seen Junie Moon?»).
↩
14

 Non sequitur (лат. «не следствие») в данном случае — предложение, которое кажется несвязанным со сказанным ранее.
↩
15

 Фир Болг (Fir Bolg, также Firbolg или Fir Bholg — «народ мешков») — четвёртая группа народов, осевшая в Ирландии, откуда их предков некогда изгнали в Грецию. Туата Де Дананн (Tuatha Dé Danann, «Племена богини Дану») — изгнанные некогда на север Ирландии, изучили там ремёсла, науки и магию, а затем вернулись, отвоевав её у Фир Болг, которым остался лишь Коннахт.
↩
16

 «Мир» («Peace», иногда переводят на русский как «Покой», хотя здесь подразумевается фраза «Покойся с миром» и, что характерно, Народ Мира) — роман Вулфа, вышедший в 1975 г.
↩
17 

 Жан из Арраса (Jean d’Arras; XIV в.) — французкий писатель, автор романа «Жизнь прекрасной Мелюзины» («Histoire de la belle Mélusine», ок. 1392–1394), в котором рассказывается, по большей части, о подвигах её сыновей (она основательница семейства Лузиньянов).

Камелот (Camelot) — название правительства президента Кеннеди, которое Жаклин Кеннеди дала после убийства мужа в интервью журналу «Life».

Чаппаквидик (Chappaquiddick) — название полуострова (иногда острова из-за приливов), часть города Эдгартаун в штате Массачусетс. Там в 1969 г. попал в аварию Эдвард «Тед» Кеннеди (Edward Moore “Ted” Kennedy; 1932–2009), сенатор, младший брат Джона Фицджеральда. Из-за неосторожного вождения его машина вылетела с моста (на котором не было ограждений и он не был освещён) и затонула вместе с находившейся в ней пассажиркой, Мэри Джо Копекни (Mary Jo Kopechne; 1940–1969). Самому Теду удалось выбраться, и он несколько раз нырял, пытаясь спасти девушку, но безуспешно. На следующее утро, когда тело уже достали, Тед сообщил о происшедшем и, из-за этого, предстал перед судом, где был признан виновным в том, что покинул место происшествия. Вследствие данного инцидента он решил не баллотироваться в президенты в 1972 и 1976 годах.
↩
18

 Минутка ономастики.

Дэниэл (Daniel) — англоязычный вариант древнееврейского Дани’ил (דִּין, дин «судить» + אֵל, иль «Бог» = Бог мой судья).

О’Донохью (O’Donoghue) — англицизированный вариант ирландской фамилии, означающей «потомок Доннкаха» (Donnchadh, на русском зачастую передаётся также как и Дункан, которое произошло от него). Возможно, образовано в результате искажения лат. формы Duncanus с добавлением гэльск. ceann (голова); по другой версии — от гэльск. donn (темноволосый мужчина) + cath (битва) = «темноволосый воин»; ещё один — гэльск. donn (теперь означающий «коричневый») + chadh (вождь).

Тимоти (Timothy) — английская форма имени Тимофей (Τιμοθεος) от гр. τῑμάω, тимао «почитать» + θεός, феос «бог» — «почитающий Бога» или «в честь Бога» или же «почитаемый Богом».

Райан (Ryan) — имя ирландского происхождения, образовано от фамилии O’Riain (или Ó Riain — «потомок Риайна»). Предполагаеся, что она, в свою очередь, образована от ирл. слова rí (король) + ум. суффикс, т. е. означая «маленький король» или же «прославленный». Другой вариант этимологии предполагает, что имя происходит от ст.-ирл. rían, означавшего «вода» или «океан».

Нил (Neal) — образовано от гэльского Niall (Ниалл или Ньяль) от гэльск. niadh — «чемпион, герой» (Чемпион от лат. campio, в значении не столько «победитель», сколько «заступник» либо воин, выступавший в судебном поединке один на один.) либо же от néall — «облако».

Лисси (Lissy) — возможно, уменьшительное от Элизабет (Elizabeth), английского варианта греческого имени Елисавет (Ἐλισάβετ), которое, в свою очередь, происходит от еврейского Элишева (אֱלִישֶׁבַע‬), означающего «Бог есть клятва её» либо «Почитающая Бога».
↩
19

 «Подменыш» («The Changeling») — рассказ Вулфа 1968 г. «Свет дружбы» («The Friendship Light») — рассказ 1989 г. «Наблюдение НЛО у Двойного холма» («Sighting at Twin Mounds») — рассказ 1988 г.
↩
20

 На самом деле сто лет — Дэниэл ещё не уменьшил срок Тиму. «Сто лет, эт всё, что мы от тя просим. Эт довольно короткий срок, как у жены Дойла».
↩
21

 Имеется в виду публикация фотографий фей из Коттингли (Cottingley Fairies) в 1920 г., в подлинности которых до конца жизни был убеждён Конан Дойл.
↩
22

 В оригинале фразу Дэниэла «short enough, like Doyle’s wife» можно прочесть буквально: «{срок} довольно мал, как жена Дойла». Англ. short tempered переводится как «вспыльчивый, быстро гневающийся».
↩
23

 Бларни (англ. Blarney, ирл. an Bhlarna, означающее «небольшое поле») — посёлок на юго-западе Ирландии, в графстве Корк. В замке Бларни находится знаменитый Камень Красноречия (Blarney Stone, давший английскому языку слово blarney, означающее «приятные, но неискренние, льстивые речи, ведущиеся, чтобы убедить или обмануть кого-либо»), поцеловав который, обретаешь дар красноречия и умения льстить.
↩
24

 Броги (англ. brogues от др.-сканд. brōk — закрывающий ногу) — грубые кожаные башмаки, которые носили в Ирландии и Шотландии. Сейчас это слово означает ботинки с перфорацией.
↩
25

 Спад (англ. spud от spade — «лопата») — картошка, которая была названа так из-за острой узкой лопаты, использовавшейся для выкапывания клубней.
↩
26

 В большом сиде обитаем мы. — Холмы, в которых обитают сиды, называются также сидами. Но, кроме того, слово это омонимически означает «мир, тишина». Редактор саги пользуется этой непередаваемой в переводе игрой слов, чтобы сделать образ явившейся женщины и призыв её ещё более привлекательными. — Здесь и далее прим. Александра Александровича Смирнова.
↩
27

 …о Кондла с украшенной шеей… — букв. «с пёстрой шеей», то есть двухцветной, благодаря золотому ожерелью на розовой коже.
↩
28

 Ты герой в глазах людей Тетраха… — Тетрах — бог потустороннего мира, король фоморов, образ обычно ужасающе отталкивающий, здесь — привлекательный.
↩
Автор: в
Ярлыки: ,

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Подписаться на: Комментарии к сообщению (Atom)